«Моя мама считает, что татуировки — это грязь». Интервью с тату-мастером Владом Триточки
Влад Триточки — татуировщик с большим опытом работы в разных уголках мира.
Четыре года Влад провел на Бали, время от времени уезжая оттуда бить татуировки на разных континентах. А полгода назад вернулся в родной Харьков, чтобы развивать здесь свое дело.
«Люк» сходил в тату-студию Влада Fineline Temple, чтобы узнать, как пережить детство на ХТЗ, влиться в творческую тусовку Бали, бить татуировки в шатре на Burning Man и почему он все-таки выбрал Харьков.
— Влад, когда и как ты пришел к татуировке?
— Я в татуировке уже 11 лет. Первую татуху сделал в 15. Мама не поверила, что я сделаю. А я пошел и сделал. Потом моя подруга, Ира Наполеон, сказала, что может дать мне машинку. Я быстро придумал дизайн и сделал себе первый партак.
Мне сорвало башню абсолютно. У меня ничего не получалось, но я верил, что буду заниматься этим всю жизнь, потому что ничего круче для меня не было. И я долго боролся за это. Моя мама считает, что татуировки — это грязь, относится к этому, как к чепухе. А я говорил: «Нет, это вообще невероятно, это должно быть у каждого!»
Потом понял, что могу это делать в любой точке мира. Двигался по городам, наворачивал круги, везде бил татухи.
— А как ты вообще начал путешествовать?
— Я потусовался в Индии и вернулся абсолютно не от мира сего. Понял, что мне нужно в Азию, потому что там большая культура, полностью альтернативная европейской — другие взгляды, ценности и супермного совершенно другой татуировки.
Зарядил кента и мы в 2015-м решили рвануть в Азию. Четыре месяца нужно было там прожить. Тур должен был начаться в Индонезии, потом хотели во Вьетнам. До сих пор безумно туда хочу, там можно из одного города в другой перегнать байк. Прилетаешь, покупаешь байк, садишься на него с рюкзаком, едешь и видишь всю страну.
Мы запланировали на ту зиму кучу мест посмотреть, а в итоге остались тупо в Индонезии, потому что была двухмесячная виза. Хотя я безумно требовал, чтобы мы поехали дальше. Но моего друга засосало, и меня потом тоже.
В Азии очень дешево, было прикольно путешествовать. Есть Лаос рядом с Индией, еще пара стран, которые обязаны все посетить. Хотя на саму Индию месяца не хватает. Там очень много городов, они все разные, и куча таких же безумных путешественников на рюкзаках.
— Ты все это время бил татуировки?
— Однажды бил татуху индусу, который меня вез до остановки, чтобы не платить за такси. В Гималаях как-то давал мастер-класс в тату-студии: «Делайте вот так, вы не так делаете!».
В Лос-Анджелесе зашел на набережной в тату-салон, узнал о том, что у них до сих пор много олдскульных студий с очень старыми дизайнами. И ты такой: «Ой, блин, у вас есть эта машинка, а вы ее неправильно заряжаете!». Обмен опытом такой.
У меня постоянно вырисовываются кенты. Прилетает какой-нибудь испанец, у него есть друг немец, он был в тех городах и в прикольных студиях. И они тебя сводят с владельцем и говорят: «Лети туда, там клево!».
Так я побывал в Тель-Авиве в офигенной студии. Так меня пристроили в Лос-Анджелесе: «Там твой кент из Парижа у нас работал, ты клевый».
Работая за границей, видишь людей, которые одни приехали, ни с кем не общаются. Но когда идешь по друзьям друзей — тебя, в основном, сразу берут [на работу].
Мы немного связаны с музыкой, делали фестиваль на Бали. Там я познакомился со всей тусовкой, которая живет на острове очень долго. Австралийцы, у которых там сеть тату-салонов, взяли меня на работу. Мы раскрутили студию с двух кресел до десяти или двенадцати. В итоге взяли новое двухэтажное помещение, прямо хоромы. Это очень клевая студия в самом центре Бали, там были еще украинцы, со всего мира останавливались на guests spot.
Я провел на Бали четыре года. Оттуда каждый год летал в новую страну посмотреть или поработать, был достаточно свободный график. За последние 4,5 года так намарафонил… Был на тату-фестивале в Шанхае, в Сингапуре. В Шанхай меня пригласили сами китайцы, им нужны были европейские лица, альтернативные стили — ты ни за что не платишь, просто прилетаешь туда и тусуешься. Но они живут в мире ориентал-татуировки. А Сингапур — топ, и Тайвань — тоже, там просто нереальные тату-фестивали.
— А как проходят эти фестивали?
— Организаторы собирают тату-мастеров со всего мира. Из Европы прилетают звезды тату-культуры, татуируют азиатов, которые в теме. Представь, у них, в основном, забиваются ориенталом (японской татуировкой, китайской, они по символике отличаются). И то, чем занимаемся мы — для них разрыв.
Вся Океания и Австралия тащится от орнаментальной татуировки. То есть я в какой-то момент совместил свою любовь, которая не была так оценена в Харькове и Украине, с любовью всего мира. И такие же европейцы туда летят, потому что их это прет.
Плюс мы перенимаем опыт у местных татуировщиков. Так я познакомился с чуваками, которые делают хенд-таппинг.
— Что это?
— Традиционный способ нанесения татуировки. Это когда один чувак держит кожу, а другой палочкой по ней стучит сверху.
Я очень хотел здесь такое сделать, потому что мы подружились с чуваком с Борнео, татуировщиком, у них там свои правила о том, на какой части тела должен быть рисунок. У девушек — на одной, у парней — на другой. Но в Харькове пока не нашел модель на такое.
Здесь была мода на трайбл [древний полинезийский стиль татуировки — прим.], но все равно трайбл с Борнео воспринимается у нас как очень старомодный, не вызывает экстаза. Но на острове такой трайбл хотят, потому что он древний и в нем куча культурного смысла.
Я с удовольствием бы себе вальнул от руки трайбл. У некоторых приверженцев трайбла с Борнео есть такая вставка на шее, которая отпугивает демонов. Выглядит дерзко, что пиздец. На этих индонезийских островах у чуваков крутые шеи. И делать их не очень больно, на самом деле. Это техника, в которой меньше ударов, ее проще вывезти.
— Какие ты еще встречал характерные для какой-либо местности татуировки?
— Сложно сказать. Тату-мир — он перекрестный. Есть индонезийцы, которые бьются в европейские татухи. Многие в мире фанатеют от американского стиля татуировки, хотя лично я считаю, что Европа сейчас дает прикурить американским мастерам.
Австралийцы такие, знаете, засахаренные, как мед с орешками. Им нравится то, что всем нравилось 10 лет назад… Там по сей день валят ньюскул.
В Украине прогрессивные стили заходят на ура. Немножко отстаем, но это не то же самое, когда ты попадаешь на австралийский материк и заваливаешь: «Че, вам это реально нравится?».
Самые приятные клиенты, конечно, америкосы. Не только из-за чаевых, просто из-за их взглядов. Они сидят себе в каком-нибудь штате и фанатеют от далеких татуировок. Это как большинство немцев тащатся по полинезийским татухам.
Я не колол никого в Нью-Йорке, бил в Лос-Анджелесе и в Сан-Франциско, и там народ модный, что жуть. Им нужна самая креативная татуировка, самый новый стиль. Если его нет — придумай, чтобы такого ни у кого не было. Мы делали какие-то сумасшедшие марафоны там. Быть татуировщиком в Америке — это круто. Как, собственно говоря, мы и мечтали.
«Чуваки, которые откинулись, — лучшие клиенты»
— Сейчас ты вернулся в Харьков. Что собираешься здесь делать?
— Я вернулся в Украину и мне предстоит тернистый путь, чтобы заново построить тату-студию. У нас с друзьями был свой тату-салон JustOne. Открывали его очень давно, до Майдана.
Сейчас в Харькове я по зову сердца и души. Главная причина, почему мне захотелось пожить немножко в Украине — моя детская мечта не видеть зиму реализовалась в психическую неуравновешенность.
Мы достаточно чисто меняем сезоны, ощущения от этого соответствующие. Через холодную погоду ты жестко очищаешься, замедляешься. Потом снова разгоняешься на лето. А вот вечная жара выматывает психологически.
Когда ты год за годом не видишь смены сезонов — стираются грани. А на Бали еще сложнее жить, там каждый день — День сурка, примерно в одно и то же время встает солнце и в одно и то же заходит. И ты так 500 дней живешь.
Первая радость здесь была от настоящей холодной воды. В баню я хожу и мне там не жарко, потому что средний день в Индонезии был +37°С.
— Получается, ты родился в Харькове. А в каком районе вырос?
— На ХТЗ.
— А что ты помнишь из детства на ХТЗ?
— Я помню все. Видел трушных гопников, не носил деньги в карманах, быстро бегал, дрался. Бил татухи местной гопоте — харьковской интеллигенции, так сказать — и чувакам, которые откинулись. Первое время даже на английский переводил, это очень смешно звучит — local gangsters, in prison people.
Чуваки, которые откинулись, — лучшие клиенты. Давали просто кожу и не трогали тебя. Именно так и зародился каток, потому что им что-то набили по понятиям, нужно от этого избавиться, и они такие: «забей, чем хочешь». А чем можно забить, если не трайбаком каким-нибудь или blast over [перекрытие одной татуировкой другой — прим.] чернухой? Так мы и бьем чернуху по сей день.
— А ты помнишь какие-то дурацкие татуировки, которые перебивал?
— Самые казусные татухи и перекрытия всегда были у девочек с какими-нибудь струнами на пояснице. Раньше все партаки бились струнами. Сейчас нет ничего круче, чем набить партак, который выглядит как партак. Многие мастера на этом карьеру сделали. «Ооо, все поплыло, все неровно, это мой стиль, блядь!» Хрен его, может быть, даже первые партачные татухи, которые я делал, сейчас могут рассматриваться как искусство. Искусство партака.
— Как тебе быть татуировщиком в Харькове?
— Мне — по кайфу. Возможно, начинающим мастерам сложно, они продают себя за бесценок. Но в этом прекрасном городе есть много татуировщиков хороших. Я вообще Харьков обожаю. Пытался жить и в Одессе, и в Киеве, тусовался во Львове, но Харьков для меня — это что-то. Если жить в Украине, то только в Харькове.
— Почему?
— Ну, я тут вырос, я вот прям харьковчанин внутри, знаешь, со всеми этими двойными стандартами. Знаешь этот прикол про понт? Есть московский понт — «Я тусовался с Тимати». Есть питерский понт — «У меня есть кент, который тусовался с Тимати». Есть киевский понт — «Я был на концерте Тимати». И есть харьковский понт — «Кто такой Тимати?». (Смеется) Вот за это я люблю Харьков.
— Что еще для тебя Харьков?
— Я получаю удовольствие от этой гаммы серого монохромного цвета. Мне нравится, когда здесь люди выходят и такие: «Блядь, какая серая погода…», а я: «Блядь, какая серая погода!». Вы такое небо где-нибудь видели? Оно вечно серое!
— А в чем по-твоему отличие Харькова от других городов Украины?
— Харьков в меру большой. Здесь вроде все есть. Только обмолвись — и вот мы уже на гвозди всех ставим. И только я трех человек поставил — уже набежали: «А где купить?». У всех моих друзей теперь есть гвозди, они шлют мне видосы «О, я простояла 15 минут!». Харьков как губка впитывает все клевое.
«Нет у человека денег — буду бить за еду»
— Что сейчас в тренде в среде татуировщиков?
— В разных странах начали делать реплики на мой любимый паблик Blackworkers. Я сделал паблик Blackworkers Ukraine. Как оказалось, куча народу мыслит так же, как я, рисуют похожие дизайны, а я их вообще не знал и не видел.
То, что мы рисовали пять лет назад, сейчас как пирожки горячие разлетаться будет. Например, есть яблоко, было бы прикольно поплавить его, как в кислоте. А сейчас все попробовали кислоту и всем по приколу сделать надпись расплывчатую, какие-то лютые дизайны. Если бы ты попробовала DMT [«Люк» напоминает, что наркотики — это плохо — прим.], обязательно набила бы себе мандалу [символ, который используемая в буддийских и индуистских религиозных и эзотерических практиках — прим.]: «Боже, идеальная симметрия это то, чего я хочу!».
— А зачем тебе собственная студия?
— Чтобы вырастить много клевых мастеров и можно было с ними кататься по миру, заваливаться на фестивали. Мне хочется, чтобы как можно больше людей были объединены одной идеей и все ебашили. Возможность катнуть один дизайн вместе — самый топ.
Мы ограничены только ковидом. Если бы не было его, наш маленький андреграунд существовал бы прекрасно в разных местах мира. Но тем не менее, мы вообще не обламываемся в Харькове. Я набирал специально учеников талантливых, чтобы они в какой-то момент выстрелили. И вот у меня уже один мастер, которому можно доверить любого клиента, и будет скоро еще два.
— Что ты вкладываешь в название Fineline Temple?
— Fineline — это такой стиль татуировки. Но слово, которое нас связывает — это Temple. Temple — это храм. Храм татуировки. Ты в полном андеграунде. Все наши «прихожане» — друзья друзей.
Храм нужен был татуировщику, который может сделать тебе тату-церемонию. Она может откинуть еще один аспект, который сдерживает людей в нанесении татуировки — финансовый.
Если ты приходишь к какому-нибудь монаху на островах сделать сакральную татуировку туда, где его боги живут, там есть маленькая шкатулочка с донейшн. И ты оставляешь денег, сколько считаешь нужным. А он татуирует тебя по зову души, закладывая правильную энергетику в символы.
Вот и мне мечталось, что будет храм, в котором можно провести несколько церемоний за день, надымить благовониями, настучать бубном, поставить всех на гвозди, увести в глубокую медитацию и сделать индивидуальные символы, за которые не нужно платить. При этом ты не знаешь, где у тебя будет татуировка и какой она будет.
— А что для тебя вообще татуировка?
— Призвание. Ощущение, что ты был создан, чтобы это делать. Я люблю всех людей, у которых есть татуировки. Мне гораздо меньше нравятся люди без них.
Татуха для меня всегда была андеграундом и чем-то, что не принимают в обществе. Я рассчитывал, что татуировка будет символом какой-то субкультуры, не для всех. Я рад, что она сейчас такая популярная, что в мире бьются все — от детей до бабушек. Но все-таки мне нравилось чувствовать, что не каждый может решиться.
Древняя культура есть в каждом народе. В любом обществе есть мастер, который рисует по телу. Мне больше всего нравится эта форма искусства. Нанести рисунок под кожу, и он остается с тобой столько, сколько ты живешь и немножко после этого.
Мы живем в капитализме, поэтому нужны средства для существования. Но если нет у человека денег — буду бить за еду. Принесут мешок картошки — нарисую символ. Дело вообще не в оплате этого труда, а в процессе, от которого я кайфую.
«Душа лежит в субботу поколоть»
— В каких самых безумных обстоятельствах ты работал?
— Некоторые люди хотят сделать татуировку в пустыне во время фестиваля Burning Man. Делал людям татухи в необорудованной кибитке, шатре. Парой слов перекинулись и «Ну что, готов? Поехали!».
Люди просто давали мне свою кожу, не зная при этом, какой получится дизайн и где будет татуировка. Просто говорили: «Бей!». А я в ответ: «Давайте сначала помедитируем, мне придет изображение и потом я его набью!». Самое безумное, что можно представить.
— Ой, а расскажи как проходят тату-церемонии!
— Назначаешь день. Как любой принимающий тебя шаман во всем мире, если он работает на большое количество людей, он сам выберет день. Ну, например, душа лежит в субботу поколоть. Люди приходят в назначенное время, строятся в живую очередь и ждут.
Прикольно, когда один человек получает татуировку, а другие сидят вокруг и наблюдают за процессом, максимально погружены в этот опыт. Особенно круто это делать под мантры на фоне. Можешь вообще не знать, как зовут человека. Беретесь за руки, чтобы максимально человек расслабился. Пока медитируем, мне приходит изображение на конкретном месте. Говоришь: «Будет татуировка на плече». Или, например, на шее.
В этом момент я еще разрешаю отказаться. Но никто не говорил «нет». Человек ложится, у тебя заготовлена иголочка, и ты без обсуждения размера и дизайна, просто делаешь татуировку.
Бывает, что рисунок, который был в голове, на коже становится совсем другим. И ты чувствуешь, когда все готово. Эмоции неподдельные и у тебя, и у клиента. Максимальное погружение, свобода в творчестве. Ни ты, ни он не знает, чем все закончится. Татуировки не фоткаю, смысл — сакральный, чисто твой, остается с тобой на память.
— Прикольно, что ты их не фоткаешь….
— Я стараюсь не популяризировать их. Кому-то понравится символ — он возьмет и эту энергетику себе наколет. Зачем это нужно? Но я люблю снимать эмоции, потому что это безумно клево — смотреть на человека, когда он впервые видит то, что на нем останется на всю жизнь. Закончил — и она прям вибрирует энергией, эта татуха. И каждый раз, когда ты потом смотришь на этот символ — попадаешь в эту атмосферу.
Я искренне верю, что не я делаю эти татухи. Что я просто проводник, у меня получается подключиться к собственной энергетике человека, и она дает мне эту символику. Я перед сеансом не думаю о том, какой должен быть символ, как он будет выглядеть. Прихожу с чистой головой. И вот те мысли, которые улавливаю непосредственно во время церемонии, реализую в картинку. А так как это что-то бесценное, оно может стоить миллион долларов, а может ничего не стоить. Но это не важно, куда важнее процесс и доверие.
lana coda, обложка — Влад Найденов, фотографии — Екатерина Переверзва, и из личного архива Влада