Пусть сердцу вечно снится Май (Захар)

Вообще, рассказывать в Харькове, кто такой Захар Май даже как-то неловко. Но по формату надо, так что держите сведения: большой (во всех смыслах) человек, музыкант-одиночка, многогранный кавер-исполнитель, автор лучшей шутки про Стаса Михайлова, самой медитативной песни (да, мы не можем написать название), уроженец 604 микрорайона (см. татуировку на кисти).

И вот сидит он в мягком кресле-мешке посреди огромной «Фабрики», сам такой немаленький, и закидывает руки за голову, обнажая отверстие на футболке. Как вывод к каждому смысловому куску звучит «…вот это показалось мне очень интересным». Еще звучит взвешенное «Прикольно» – это когда что-то поведанное сплетниками-журналистами из ЛЮКа показалось вдруг очень интересным.

В результате вместо всего, что хотел, обсуждаешь положение Андрея Запорожца и Сергея Бабкина среди украинских музыкантов и слушаешь, какова истинная роль современного журналиста. Но понимаешь, что это на самом деле намного больше, чем ты хотел и мог ожидать.

Вначале мы позволили себе эту ошибку — маленький вопросишка на музыкальную тематику. Но ответ Захара сразу развернул русло разговора в том неожиданном направлении, которое сохранилось до конца.

Я вообще не понимаю, как можно существовать коллективом, который занимается музыкой, за деньги. Потому что я это делал, когда еще играл широко, но это сходило потому, что я был один и не приходилось ни с кем делиться. А группу я себе, получается, позволить не мог. Поэтому я не понимаю, как себе позволяют музыкальную деятельность вообще все. Пока играю один, и живу с этого, это еще ладно. Но больше так никто не живет. Получается, любая музыкальная деятельность не кажется мне реальной. Наверное, потому ее и нет. Выступление Сансея в МIСТО. Значит, он может играть в совсем клубном месте, не концертном. И не в… типа, андерграунде, а вот прямо в самом попсовом месте из всех. Наверное, так и надо. Вот из всех, кто занимается музыкой, эти двое явно все правильно делают — Бабкин и Сансей.

Оступившись один раз, позволяем себе свободно падать и заводим речь… да, о том самом. Отбор на Евровидение. Признаемся, хотели обойти эту тему стороной. Но напрашивается ведь вопрос: что не так с нашим обществом и музыкальной средой, если даже самым правильным ребятам так легко перекрывают кислород исходя из сугубо политических причин?

Потому что нет журналистов, которые им должны по идее все это расчищать. На себя брать весь удар из-за того, что все мы не информированы. То, что Бабкина и Запорожца должны любить, понятно всем кто их знает, и кто их слышал. Должен быть слой журналистов, который все эти вещи возьмет на себя в смысле информирования, потому что сейчас такового нет. Мне, например, в твиттере самому приходится информировать налево и направо, по всем тривиальным вопросам, связанным, например, с войной, которая сейчас.

В твиттере вообще жестко. Кого-то, с кем не хочешь разговаривать, ты, в общем, банишь навсегда и больше не вспоминаешь. И вот это мне как раз очень интересно — получается, украинская и русская сторона существует более-менее разделенно. Потому что в том же твиттере они не соприкасаются. И нам же, юзерам, это удобно. Потому что мне в туда зайти не страшно. Там нет врагов, по идее, потому что всех своих врагов я уже «убил». И в твиттере комфортно, но на самом деле не очень реалистично. Для меня это получается, что я серьезно отрезан от всего что происходит в России, потому что русских я больше всего, наверное, «убивал». А у всех остальных… я боюсь даже подумать. Это я хотя бы читаю на трех языках, но не все же читают на трех языках.

Спрашиваем очевидную глупость — может ли сегодня музыкант позволить себе меньше писать песен и больше твитов?

Это правда. Можно писать твиты лучше, чем песни. Однозначно. Так, а в чем сам вопрос?

Пытаемся найтись с ответом, или с вопросом, и в результате спрашиваем что-то о трансформации музыкантов в лидеров мнений.

Ты говоришь… Предсказать будущее? Непонятно. Потому что, смотри, вот те же самые Запорожец и Земфира, которые в десятке таких людей на всю Россию и Украину. Их проблемы совершенно не связаны с тем, что на самом деле происходит. Запорожцу, приходится доказывать, что он украинец… хотя он Запорожец! А Земфире, наоборот, приходилось доказывать, что она достаточно сочувствует Украине и при этом остается русской. То есть, абсурдно-абстрактные проблемы. Получается, даже непонятно, как их решать. Лучше, наверное, их игнорировать, что скорее всего они и делают. Вот тебе и ответ на твой вопрос: нужно игнорировать всю теоретику, которая подкатывает и оставить ее журналистам, чтобы они ей и занимались. А самим заниматься музыкой, наверное.

А если поэт?

У тех, у кого нет выбора — у них вообще нет проблем. Им не приходится выбирать, твиты писать, или стихи. Вот им, получается, легче всего. Но их же очень мало. Поэтов хватает в каждый момент одного-двоих на всю культуру. Ну, вот сейчас даже попсовых поэтов — человека два-три. И один из них явно очень слабый (подсказка от редакции — тот самый, который давеча нарифмовал про модные туфли и отличные штаны).

Спрашиваем, входит ли Дмитрий Быков в список тех, кто «на всю культуру».

Ты знаешь, что он стихи пишет экспромтом, и в любой момент, и о чем угодно? Непонятно вообще, как он это делает. Я еще более-менее могу представить, как он пишет эти свои сложные, запутанные романы прозой, но как он выдает стихи, я абсолютно не понимаю. И, наверное, никто не понимает. У него же сейчас все хорошо с ТВ и радио, так вот там он читает много стихов по памяти, а потом если читать транскрипции этих передач, то видно, что он не все слова правильно помнит. Когда он читает, то кажется, что эти слова там есть. Но он их заменяет другими, которые подходят по смыслу и звучанию. Это мне показалось дико интересно, потому что он, получается, и эти стихи, то есть чужие, и то экспромтом пишет. Без проблем. Ты знаешь, он много, на самом деле, очень хороших стихов пишет, вот.

Каким-то невообразимым образом с хорошей поэзии разговор выходит в плоскость аналоговой записи музыки. Почему вообще так взлетает сегодня эта культура? — спрашиваем мы.

Потому что достаточно много бесплатного, наверное, есть. Такое количество бесплатного, как сейчас — никто же не знал, что так будет. Поэтому любой носитель получается, в моде. То, что записывают на кассеты сейчас — это же потому что кассет больше нет, нету компакт-дисков. Ни с чем материальным записи больше не ассоциируются. Поэтому, если делать с нуля, то опять изобретешь запись на костях. Но это ужасно, слушать это неприятно – и никогда не было приятно.

Виниловые пластинки на самом деле звучат лучше, чем 16-битные компакт-диски. Но это настолько абстрактно сейчас, потому что никто теперь не слушает такие компакт-диски. А виниловые пластинки звучат нормально. Но при этом записи на костях на самопальной аппаратуре не будут звучать так хорошо, как виниловые пластинки. Чтобы виниловые пластинки звучали, нужны большие заводы и огромные умные студии звукозаписи. Я бы не сравнивал аналог вообще и цифру вообще.

Нам становится интересно, каково отношения Захара к творчеству интровертов, сотрудничающих исключительно с набором собственных инструментов, ноутбуком и выходом в Интернет.

То, что делается в наушниках, именно тем и интересно, что его делаешь один. Поэтому тебя ничего не сдерживает, связанного с необходимостью синхронизации с остальными. Но и не разрешает, получается, синхронизироваться с остальными. Так что большая часть этого всегда будет слишком скучной, потому что делается одним человеком и не ограниченна по возможностям в то же время.

В хорошем смысле. Ну, если так смотреть, то самая умная электронная музыка, которая за последние двадцать лет была создана, как я понимаю, издается в довольно узком регионе Европы. И они там, как я понимаю, не общаются между собой вообще. Современный шведский транс – он между Мальмё и Копенгагеном. То есть, это очень маленький кусочек земли. Я был там, метро между ними ходит — одна остановка. Это, получается, самый удобный кусочек земли, на котором делать электронику и есть. Это, наверное — верхушка того, что производится современной человеческой культурой. И оно довольно давно там существует. Там же, где Ганс Кристиан Андерсен писал эти свои страшные сказки, они сейчас и рубят свои альбомы, получается.

(Продолжаем) То есть, за электронной музыкой будущее сейчас?

(С ухмылкой) Наверное, да.

(Выражаем искренний интерес) То есть, непонятно, как это все еще развернется?

Непонятно.

Кажется, тема исчерпана. Кажется, мы все же издание про Харьков. Самое время спросить, кого бы Захар Май поставил на вакантное место над главной площадью.

Ну, это же надо скульпторов спрашивать, кого туда ставить. Если начинать просто думать, кого туда надо ставить, так это, получается, ставить этого самого… Пола, этого самого, как его звали, который в Квине пел после смерти Фредди Меркьюри…

(Судорожно втроем вспоминаем имя Пола Роджерса).

…тот чувак, который пел с Квином на главной площади. Так вот, теоретически, если так садиться и задумываться — получается, его туда нужно ставить. Потому что он вокалист Квина, которым явно эта площадь уже принадлежит. Получается, задумываться вообще бессмысленно, потому что приходишь к абсурдным выводам.

Не расстраиваемся — всего лишь попытка. Еще один отличный вопрос в рамках городского контекста – как Захару нравится новая полиция (больше ведь не «Менты», которые «хуже…»)?

Я тут не пересекаюсь с ними вообще. На фотографиях они выглядят прекрасно. «Новая» и «полиция» — уже две идеи, которым можно только радоваться. Но я помню, был какой-то момент, когда они меня уже начали доставать тем, что так блымкают. У меня окна выходят во двор, поэтому нормально. Но если бы выходили на улицу, я был бы явно меньше доволен, чем сейчас.

Разговор плавно течет далее, и становится ясно, что Харьков – он не в памятниках, не в полиции, а в чем-то таком другом. Ну, вы поняли.

От Бабкина у меня вообще сильное впечатление было при знакомстве, потому что он, на самом деле, очень мощный музыкант. Все, что сделали 5’nizza, на самом деле, сильно выше на голову всего остального русскоязычного в мире. И они, на самом деле, из Харькова. Вот! И то, что мы сейчас с трудом втроем вспоминаем их клип — это нездорово. Они явно более волшебные, чем мы позволяем им быть. В этом копаться было бы даже гораздо интереснее, чем об этом думать. Потому что мне очень интересно, и как Бабкин уживается со Снежаной в одной квартире — я этого не понимаю и не пойму никогда. И ужасно интересно, общаются они с Сансеем на гастролях или нет. Получается, я ничего о них и не знаю, притом, что я с тем же Сансеем жил в одной квартире несколько месяцев. А Бабкин ко мне был изначально исключительно открыт и расположен. И ни тем, ни тем я совершенно не воспользовался, до сих пор про них ничего не знаю. При этом, они единственные, у кого есть возможность хоть как-то на процессы и влиять, и, получается, ими и не пользуются.

При этом, там гораздо больше интересного про них, чем мы сейчас упоминаем. Например, их связь с украинским языком. Из песен, как я понимаю, одна две только по-украински поются. Но у того же Бабкина есть «Злива» — шикарная песня, которая тоже поется на украинском. Короче, все сводится к тому, что журналисты не делают того, что они должны делать на самом деле. Не информируют, не структурируют информацию. Пиарщики это делают слабо и не интересно. В общем, я к тому, что журналистская деятельность сейчас исключительно востребована, она редко бывает востребована, и сейчас именно ее время. Гораздо интереснее это, чем музыка. Журналистов и музыкантов хватает для всей культуры, получается. Если только делать и то и то до конца.

Что мне еще нравится во всей этой истории — то, что Вакарчук написал сто песен про войну еще до начала этой самой войны. И сейчас, когда уже идет война, ему есть, что петь. Я, когда был на Вакарчуке на «Металлисте» — только война началась, и уже у него песня за песней все про войну — готовые, шикарные. Получается, главная идея концерта – переосмысление песен в контексте неожиданно пришедшей войны. Вот это меня, например, точно убеждает в том, что Вакарчук был одним из людей, которые эту войну и придумали. Если кому и выгодно — ему выгодно в первую очередь.

Но все не так весело. Думаете, обошлось без экзистенциальной трещины, из которой мы еле выбрались, цепляясь за плечи Бабкина и Сансея? Наш собеседник, сравнительно недавно переживший серьезный кризис здоровья, стал переживать за качество своего повествования.

Раньше так плохо не говорил. Это только, по-моему, в этом году. Я раньше говорил длинными предложениями, отчетливо и не заикаясь. Вот про это мне тоже очень интересно — как легче умереть так, чтобы это не засчитывалось как самоубийство, но при этом не выглядело жалостливо со стороны? Вот это мне очень интересно сейчас, но не с кем обсудить.

Теперь бы ответили: «Все чудесно, Захар Борисыч. Давайте лучше еще про Вакарчука!». Ведь правда, мы специально не разбивали предложения, чтобы отчетливо была видна их длина. Но тогда растерялись и задали серьезный вопрос насчет интервью 5’nizza для LifeNews и выражения собственной политической позиции музыканта.

Он (Запорожец. — Авт.) наверняка об этом больше знает, чем я. То, что он делает, наверное, и есть правильный способ поведения. И то, что Бабкин делает, тоже наверняка есть правильное поведение. Не пьет, живет с одной женщиной. Но мне, просто увидевшему один раз их со Снежаной вдвоем качающимися на качели на концерте Бабкина, мне это просто настолько вынесло мозги, что я до сих пор не могу очухаться. Непонятно, зачем ему это нужно. Видимо, это так же, как и у Леннона было с Йоко Оно — она тоже странно тогда, наверное, выглядела. Она странно выглядела для самих Битлов. А эта хотя бы красивая. В общем — это очень интересно, про отношения между Бабкиным и его девочкой – как раз интереснее всего. Но я об этом ничего не знаю, потому что журналисты недостаточно хорошо выполняют свою работу. Но эти пацаны — они настолько чистые, с одной стороны, и настолько улетные, если знать, как Бабкин бухает.

На этом моменте всем показалось, что, наверное, хватит. Все уже и так понятно. Не ясно только, зачем в помещении Фабрики стоит этот винтажный измельчитель для получения опилок. Захар искренне улыбнулся его наличию и напомнил нам одну из сцен «Фарго» братьев Коэн. Также пришлось кое-что выяснить по поводу специфики работы в коворкинговых пространствах и наличия магазинов с водой по дороге к Центральному Рынку. Оказалось, что идея творческого взаимодействия людей в одном месте, как и все передовое, симпатична Маю — «Каждый день бы ходил». А в солнечный весенний полдень лучше всего идет холодный чай «с лесными ягодками».

Напоследок, уже в метро нам повезло наблюдать кадр, который стоил всего. Внушительный Захар Май с бутылью ягодного чая. Вокруг роится дюжина шестиклассников в разноцветных шапочках и плащиках, поющих, кажется, одну из песен «Время и Стекло». Прощаясь у перехода, мы пожелали Захару с его чутким слухом не попасть с ребятами снова в один вагон. На что он с невозмутимой улыбкой ответил: «Почему? Я очень люблю детей. Они самодостаточны». Но мы-то знаем, что Май просто неравнодушен к популярной музыке — клип на «Имя 505» гордо висит на его стене Вконтакте.

П.С. Благодарим «Fabrika.space» за предоставленное помещение для фотосъёмки