Письмо в Харьков. Юлия Максимейко

Знаешь, я так скучаю, что стараюсь не думать о тебе. И не вспоминать улицы, по которым ходила каждый день. 

В ноябре над Проспектом Победы неизменно висела взвесь капель, и фонари вдоль каштанов становились размытыми лунами. Чуть правее от моего дома, наискосок, был базарчик, где можно было накупить всего чего пожелаешь: от картошки до чупа-чупсов. Да что чупа-чупсы, там даже игрушки водились. 

Я набирала сицилийских грейпфрутов, гранатов, рукколы и помидор. А потом конфет коровка и правильных эклеров в узкой кишкоподобной лавочке (с колясками вход воспрещен). На этом пятачке даже вина можно было раздобыть, не то что в этой скандинавской Венеции. 

Если не сворачивать к дому, а так и идти прямо, то миновав выложенный новой плиткой и загаженный голубями пятачок, детскую площадку и школу, где проходят выборы, можно попасть в лес, за который все так любят Алексеевку. Все, но не я. 

В тот год, когда я уехала, помнишь, мы гуляли там с малышкой, прячась подальше от людей. У нее оставалось несколько зеленых ветряночных точек, из-за которых мы не попали в Одессу. А так хотелось на дорожку побывать на улице Бунина и у моря. Мне тогда говорили, зачем ты грустишь по Одессе, если скоро море будет вокруг. Но ведь это не то же самое, верно? 

Да не ревнуй, ты навек останешься моей любовью. Даже сейчас я могу проводить дистанционные экскурсии так, что мои друзья из других городов влюбляются в тебя. Вот прилечу и пройду тем же маршрутом, который им начертила. И обещаю тебе, не пропущу ни одной любимой кафешки и ни одной любимой кофейни, а в «Пакуфуде» съем мадленку, паштель-де-ната и круассан за один присест. 

Тут, говорят, красиво. Меларен, острова, мосты, шхеры архипелага. Но знаешь, не мое это все. Это все равно что говорить: выйди за этого, он ведь красивый. Но что делать, когда хорошо с другим? 

Мое сердце здесь не на месте. Знаешь, на днях я заскочила в кофейню на Кунгсхольмене и на миг мне показалось, что вот-вот войдет кто-то из моих знакомых. А я подниму глаза от телефона и обниму их, забыв о социальной дистанции. И мы на коленке придумаем новый сборник или клип. И тут же за пять минут найдем аппаратуру, снимем студию и набросаем идей на будущее. 

Мне не хватает твоих улиц, площадей и моих людей. Социальная дистанция звучит как горькая ирония. Мы с тобой не расставались дольше, чем на три месяца (ну ладно, однажды я ушла на четыре, но не так далеко). А теперь ношу разлуку уже почти девять. Быть может, мне удасться родиться заново. 

Я знаю, милый, как это выглядит со стороны. Мне положено впитывать хюгге, постигать «лагом», есть тефтельки и булочки с корицей, учиться долгим гласным, закаляться, зажигать свечи в темноте полярной ночи. А я все скучаю по безликим панелькам, по изрисованным лифтам, по бумажным стенам. Но послушай, я ведь люблю тебя, а это выше других причин. 

Думаю, я приеду, когда сойдет снег. Сравню с реальностью свои воспоминания о фасадах на улице Дарвина. О колоннах Худпрома. Об огнях, которые открываются, когда поднимаешься на такси по спуску Веснина. О кофе по-турецки в «Лятюшо». Об объятиях друзей. О листьях вдоль рельс на проспекте Независимости. О закате под градусником. О красных стенах на Девичьей. Все совпадет до вздоха, до миллиметра, один в один. 

Но пока мне так ностальгично, что я изо всех сил стараюсь не представлять тебя, не вспоминать о тебе, не думать. Вот только не получается.

Обложка — Екатерина Дрозд