Случилась поэзия. Натали Кот

Как со мной случилась поэзия?

Поэзия случалась со мной с самого детства.

Сначала это были песни Высоцкого. Они настолько захватывали меня, что я, еще не дотягивавшаяся до шкафчика с пластинками, проявляла недюжие способности скалолаза, добиралась до них, включала на проигрывателе и с каждой песней погружалась с головой и всей свой буйной фантазией в историю, в целый другой мир. Вплоть до того, что мне мерещились змеи после «Песни о вещем Олеге». Любовь к творчеству Владимира Семеновича и восхищение умением в простых словах рассказать о сложном живут во мне и сейчас, а его песни-сказки неизменно радуют и возвращают в детство.

Немного позже поэзия подошла ко мне поближе с первым стихотворением, которое проникло внутрь и тронуло что-то трепетное, необьяснимое, невыразимое.

Как сейчас помню, это было стихотворение Александра Блока «В густой траве пропадешь с головой…» И, хотя я, будучи в очень юном возрасте, еще не понимала толком, о чем этот стих, он откликался во мне такой яркой эмоцией, что я запомнила его со второго прочтения и наизусть помню до сих пор.

Еще позже она проникала в меня словами Цветаевой и Мандельштама, интересом к хайку и одному из его основоположников — Басе. Потом за дело взялась неожиданно нежная и неповторимая в своей ритмике и угловатости лирика Маяковского, за ним многослойные, виртуозно выстроенные по форме и содержанию стихи Бродского… И этот процесс продолжается.

Не только накапливаться внутри, но и выходить вовне из под моей шариковой ручки поэзия начала поближе к старшим классам школы. Поначалу это было сравнимо с не слишком-то контролируемым потоком образов, которыми была наполнена моя еще детская голова.

Постепенно я училась направлять этот поток, лучше прислушиваться, подбирать слова, если нужно, аккумулировать внутри образы и мысли, пока не кристаллизируются. И этот процесс тоже все еще идет.

Чем дальше, тем строже становлюсь я сама к себе. Ведь все больше и больше поэзии проникает в меня, больше отличных стихов давно ушедших, живых и близких, даже моих собственных составляют внутренний эталон, к которому хочется стремиться. И иногда получается до него дотянуться.

***
Ты выжил в пожаре, сменив пару сотен кож.
Остался водой, но не омываешь — жжешь.
Все знаешь о правде и выбираешь ложь,
Не прячешь глаза, широко улыбаясь, но все ж
Внутри сохраняешь во тьме многогранник Бермудов.

Ты будто из горной породы теперь, из руды.
У тебя есть все — от радости до беды,
Тебе плевать на сплетни, оды, суды...
Вот только чисты ли остались твои пруды?
И насколько светлы и возвышены твои будды?

 Сон-трава
 
Без остановки вертятся
Жизни-мельницы жернова.
Каждому в конце-концов встретится
На обочине сон-трава.
Окунет во сны из молчания,
Одеялом укроет грудь.
Поцелуй на лбу — обещание,
Что проснемся когда-нибудь.
И вся жизнь, как сна наваждение,
Растворится в новом витке,
Да стечет в момент пробуждения
Со слезинками по щеке.
И вся память, и все метания
Упадут, будто горы с плеч.
Но в любом конце мироздания
Обещай мне себя беречь.
 
***
 движение по касательной
бессознательно, безосновательно
небрежно, нетерпеливо
линии слома, точки надрыва
сфера нервного срыва
занятная геометрия
многогранники жизни, гармония асимметрии
законы совместной неперспективы
внесены в конституцию тел мелким курсивом
скольжение по наклонной плоскости
масштабы бедствия, глубины взрослости
боль в ребрах жесткости
тридцать секунд до пропасти
с учетом вязкости воздуха и силы трения
раздражения о терпение
чудеса метафизики, радости биохимии,
на ладонях стали короче линии
акустика замкнутых помещений,
реверберация
в ушах гул сожаления
эхом глушит голос рацио,
превращает в абстракцию
в качестве провокации
поет о белых гроздях душистой акации
всего пара нот до полной фрустрации
забыты уроки изящной словесности
нервы, блуждая по неизвестной местности,
приходят к пункту тотального отторжения
душ, замерзания рук и мостов сожжения
 
Пропасть во ржи
 
И мечты не мечты, а чаще все чушь да блажь.
Мысли путаны… Что с них теперь возьмешь…
Заливает ночь бесконечный безжалостный дождь
И воды этой столько, что кажется аж
Захлебнешься вот-вот. Но нет, плывешь.
И бери сам себя хоть в узду, хоть на карандаш,
Унимай в непослушных пальцах мелкую дрожь…
Ты же чувствуешь… (а от этого не уйдешь)
Погоня за счастьем его превращает в мираж,
Поиски истины преумножают ложь.
Вот входит жизнь в очередной вираж,
Пропасть там, впереди, скрывает любезно рожь…
Ну! Беги же скорей через поле, коль невтерпеж
Ощутить падение, как полет… особый кураж.
Из всех жил беги, из всех вырывайся кож.
Уходи один, никого не буди, не тревожь…
А пространство, дабы не портить пейзаж,
Смоет дождем следы от твоих подошв.
И пропасти тьма, что почернее всех саж,
Тебя примет легко, как плоть принимает нож.
 
***
все бездорожье, грязь и цены на газ,
все эти затянувшиеся снега
все, что бывает в первый/последний раз,
запады, севера, востоки, юга,
бархат, сатин, атлас...
 
все надувные шары, шарады и весь баласт,
все неспасающие круги,
гитары, ударные, скрипки и контрабас,
все лесные костры и домашние очаги,
витиеватость фраз.
 
трудности перевода, коварность метаморфоз,
любовь ко мне, алкоголю и табаку,
пару букетов недоподаренных роз,
все обещания, данные на бегу
и не в серьез.
 
и рассветы, и спетые песни, и влажность глаз,
все неприехавшие такси,
все, что соединяло и отдаляло нас,
без тормозов, стопкранов, исправных шасси
и без прикрас...
 
отдаю, доверяясь течнью и, если угодно, судьбе.
смятым постелям, остывшему чаю, листьям сухим,
ветру, свежим газетам, пылящимся книгам, святочной ворожбе...
только вот... море снаружи, внутри стихи
я оставляю себе.
 
***
обычный человек современного городского племени.
поклоняется спешке, не признает терпения,
не чувствует ценности времени,
щекочет нервы свободным падением.
предпочитает рассуждениям осуждение.
 
любит поводы, причины и оправдания,
регулярно болеет простудами,
всегда - хронической жаждой безраздельного обладания.
кичится на выбор кришнами или буддами,
расширенными сознанием, зрачками, сосудами.
 
ищет виновных, неправых и выгоду,
не открывает душу за неимением,
ждет, когда к нему придут и ценное что-то выдадут.
не помнит со школы, что такое местоимения,
где его место и почему он живет не в фамильном имении.
 
канонизировал секс, упразднил семейные отношения,
бежит ради бега, ест до потери ориентации,
отрицает реальность, доверяет мнению окружения,
слушает исключительно то, что на радио есть в ротации,
не разбирается ни в в средствах, ни в массах, ни в информации.
 
Мой лучезарный Ра
 
В одной из тысяч бетонных коробок города икс
В обнимку с ночью в царстве задернутых штор
По законам жанра и им же наперекор
Я охраняю тебя, как покой фараонов сфинкс.
 
Квинтэссенцию всех бессонниц и всех тревог
Прячу в тайный подреберный саркофаг,
Чтобы к векам твоим не прикоснулся мрак,
Благоговеющий мой светлый солнечный бог.
 
Как могу я стать перепутием всех дорог
Для тебя, одиночеством всех пустынь?
Внутри у меня только трава-полынь
Прорастает горечью меж бесполезных строк.
 
Мне ли осмелиться в твоих появляться снах,
Впуская любви и печали гремучую смесь
Под кожу тебе. Уж лучше остаться здесь -
За плотными шторами в этих бетонных стенах,
 
Боясь шелохнуться. Вот так просижу до утра,
Пока ночь не смоет приливом нового дня…
Без сожалений, сомнений, грусти и без меня
Спи спокойно и сладко, мой лучезарный Ра.
 
***
Здравствуй, друг. Я в порядке — никаких трагедий и драм.
В моем окне видно реку, а за рекою храм.
Я стала меньше курить и почти не бываю в хлам.
Но душа по привычке рвется минимум пополам.
 
На свой пустой дом я сменяла веселье дружеских адресов,
Хотя по-прежнему числюсь в бессонном племени сов.
Иногда не хватает щемяще песен твоих и слов,
Но, видно, течения жизни непреложный закон таков –
 
Люди приходят, люди уходят. Это, как мир, старо.
На такси уезжают, идут пешком, скрываются в недрах метро.
Мне кажется, я ушла от себя. И вот чувствую всем нутром,
Как рок-звезда умирает в обличьи гребаного Пьеро.
 
Как сужается с каждым днем круг моих размноженных я,
Все глубже и глубже в землю уходит заезженная колея,
Из памяти медленно исчезает родная улыбка твоя.
Боюсь, что в этой игре мне не светит даже ничья.
 
Ну и черт с ней. Зато я любуюсь рекою по вечерам,
Ее воды уносят с собой приветы мои далеким морям.
Внутри затянулась рана. Остался на память шрам.
Я в полном порядке, друг мой. Как сам?
 
***
У темнеющей тучи колким воздухом вспорото брюхо.
Из нее вылетают кружась и кружась на ветру
Альбиносы-снежинки, как пьяные белые мухи,
И на землю ложатся уснуть да растаять к утру.
 
Что есть сил всмотрись во вьюжную даль исподлобья,
И увидишь, как где-то за самым краем земель,
Тает нынешний день. исчезает он наподобие
Белых мух, и его поглощает седая метель.
 
В жизни после … совсем ничего не смысля,
Провожая еще один день посреди суеты,
Ты замрешь на мгновенье — поймаешь себя на мысли,
Что вот так каждый раз исчезаешь сегодняшний ты.
 
Год пройдет или двадцать (это не важно по сути),
Вьюжным вечером ты, став намного легче чем пух,
Наблюдая, как день проводить торопятся люди,
ЗакружИшься со стаей таких же, как сам, белых мух.
 
***
Когда слова внутри меня подойдут к концу,
Все океаны земли навсегда отдадутся штормам,
Когда пристанище выдастся каждому беглецу,
Крепкие руки штурвалам и алый цвет парусам,
 
Сломаются копья, сотрутся границы, смешаются языки,
И каждый пленник избавится от оков,
Просто так, а вовсе не вопреки
Бескрылый каждый взлетит и будет таков.
 
Когда сердца успокоятся, боль уйдет из груди,
Небо станет ближе, невозможной синью пьяня,
Землю умоют не слезы — простые дожди
И батальоны не станут больше просить огня.
 
Когда остынут угли всех потухших костров,
Гавриил заиграет джаз на старой своей трубе…
Когда во мне почти не останется слов,
Я напишу последние о тебе…

«Люк» — це крафтове медіа про Харків і культуру. Щоб створювати новий контент і залишатися незалежними, нам доводиться докладати багато зусиль і часу. Ви можете робити свій щомісячний внесок у створення нашого медіа або підтримати нас будь-якою зручною для вас сумою.